Артур Аристакисян: «Хамство – это глянец»
К твоим фильмам нередко применяют термин «эстетика безобразного» Ты согласен с подобным определением?
Это не так. Да, в «Ладонях» много нищих и бродяг, но там нет некрасивых людей.
Что в твоём понимании красота?
В современном мире извращено как это понятие, так и понятие безобразного. Некрасивыми для меня являются персонажи глянцевых журналов. Некрасиво и то, как их преподносят. Я бы назвал это эстетикой хамства. Хамство – энергетическое понятие и проявляется не только тогда, когда человек ругается матом или ставит ноги на стол.
В чём выражается фактически хамство, о котором говоришь ты?
Например, кинозвёзды, получая «Оскар», со сцены благодарят свою семью, близких и сообщают, как они всех любят. Или демонстрация по телевидению олимпийских чемпионов, которых принимают президенты, «новые русские», а они при этом начинают рассказывать о своей жизни…. Это откровенное публичное выражение своих самых примитивных эмоций и есть хамство.
Нетрудно догадаться, как ты относишься к голливудскому кино, ведь большинство произведённых Голливудом фильмов повествуют о тех самых простых эмоциях, чувствах.
Часто люди просто дурачатся, определённая дурашливость необходима всякому человеку, ведь в каждом из нас живёт дурак. Но сейчас я говорю об эстетике хамства, а не о поведении. В ней всё строится на эксгибиционизме – на том, чтобы, например, показать интерьер своей квартиры – и в кино, когда демонстрируется светская жизнь героев, и в жизни, когда показывается, как живут какие-то актёры. То, что люди принимают за красоту и элитарность, и есть эстетика безобразного.
Однако в нём обвиняют тебя.
Потому что искажены критерии. Посмотри глянцевые журналы, фотографии в них – это бандитское навязывание идеалов. А люди всегда реагируют на картинку, фотография в этом плане является психическим оружием. То же самое можно сказать о клипах. Создатели подобного товара, преподнося аудитории какие-либо песни или сюжеты, используют то, против чего у людей нет иммунитета – картинку. В каждом кадре клипа все предметы поданы так, что их хочется потрогать рукой, осязать, прикоснуться. Даже в сценах убийства мы видим глянцевые пистолеты, пуговицы, шляпы и галстуки, на которых заостряется внимание. Женщины и мужчины в подобном «кино» гримируются так и с тем, чтобы навязать зрителю комплекс убогих пластмассовых культурных желаний.
В этом смысле, когда говорят, что насилие на экране сеет насилие, это неверно. Происходит подмена. Людей обуславливает на ответное насилие не изображаемое в кадре истязание, а тот мир вещей, который окружает его: тот модный антураж, которым это насилие обставляется. Если показать фильм о насилии в глухой деревне, на войне или в горах Сицилии, он не посеет агрессии. Однако если преподнести той же аудитории просто хамскую картинку, в которой женщина принимает мужчину в будуаре, подобная презентация породит немало преступлений.
Должно быть, это преступления не криминального характера?
Да, это предательство самого себя. Ради ложных глянцевых идеалов люди способны бросить всё и отправится за тридевять земель, чтобы учиться в престижном вузе или удачно выйти замуж, жениться. Человек способен совершить убийство, чтобы получить возможность войти в увиденную им картинку.
Как тебе, режиссёру, удаётся избегать подобного?
Существо кадра у меня иное. В нём нет избыточности – излишней атрибутики, грима… Смысл разворачивается в живописном слое полотна, его драматизме. Хамское кино пропитано маркетинговой патологией, проституировано.
Образец какого кино является для тебя идеалом?
Французское, итальянское, испанское кино 50-х годов. Например, у Бунюэля есть фильм, заполненный калеками и уродами, но картина удивительна по красоте. Почему так? Она чиста от маркетинга.
Рекламы?
Да, но это не 25-й кадр или пребывание в кадре кофе какой-либо марки. Речь о бандитском навязывании неких идеалов, ценностей.
«Тебе повезло, ты не такой, как все, ты работаешь в офисе».
Да, выбрав этот ракурс, можно говорить и о проституировании кинематографа. Забавно называть проститутками женщин, которые стоят на панели и вынужденно торгуют своим телом. Настоящими проститутками являются те, кто работают юристами, становятся бизнес-леди, актрисами… По сути, эти профессии продажны. Однако многие люди проститутки не в силу своей профессии, а по сути. Скажем, олимпийская чемпионка прыгнула пять метров в высоту, достигла вершины пьедестала и приземлилась прямо в Кремль. «Ах, какой хороший у нас президент», - говорит она. Затем её снимают в клипах, облучают софитами, превращают в модель – продают. Она становится частью картинки.
Твоё кино свободно от избыточности кадра?
Да. Там только чёрное и белое – очень условное изображение. Там плоский свет. Отсутствует физиологизм роскоши – купающихся в шёлковых простынях женщин и мужчин с мокро-глянцевыми губами.
Разве твои фильмы не физиологичны?
Говоря подобное, человек всего лишь озвучивает собственный стереотип, шаблон восприятия. Каждый человек исполняет в мире полицейские функции, точнее, в нём воспитывают этого полицейского. Однако он не сознаёт его присутствие в себе. Потому подобный зритель, видя на экране нищего в грязных лохмотьях и с лицом, древним от долгой жизни под открытым небом, на самом деле видит только слово: «нищий», - и на него реагирует. Тяжело просто смотреть картину, общаться с кадром как таковым. Нищие в «Ладонях» - удивительно красивые люди, а калека попал фильм, благодаря своим глазам – глубоким, исключительным.
Как ты отбираешь актёров? Это профессионалы? Или актёрский состав твоих фильмов разнопланов?
Отвечу анекдотом. Мужчина обращается к женщине на пляже: «Давайте познакомимся». Она спрашивает: «А кто вы по профессии будете?» «Токарь», - говорит он. «Тогда, - отвечает она, - вспомните, что вы на пляже, и представьте – везде станки, станки, станки…»
Ты можешь сказать, что каждый из твоих актёров – индивидуальность, а не только инструмент режиссёра?
Индивидуальность – нередко это искушение. О культе индивидуальности говорят и те, кто пытаются жить независимой жизнью, и те, кто является винтиком определённой системы. Нередко эмоциональные и материальные дивиденды, предлагаемые человеку системой, делают его индивидуальностью. Это подмена. Человек же должен стремиться освободить в себе божественное начало. К сожалению, в нас от божества остаются только патологии.
Они, по-твоему, являются гранями индивидуальности?
Да, следует очень бережно относится к своим изъянам. Человек без физического или психологического дефекта неинтересен. Точнее, интересен, но не более чем кукла из секс-шопа. Менеджеры, службисты, среднестатистические студенты – всё это куклы.
Они слишком правильные, на твой взгляд? У них отсутствуют всякие изъяны? Тогда, напротив, они ближе к совершенству.
Нет, изъяны присущи всем людям без исключения, но у большинства они не развиты или загнаны под спуд. Они преследуются личностью в её внутреннем космосе, внутреннем сумасшедшем доме с тем, например, чтобы изничтожить патологию транквилизаторами.
Ты полагаешь, изъяны крайне необходимо развивать?
Дать им развиваться. Это не означает, что если у человека сломана рука, то следует сломать вторую.
То есть латентному гомосексуалисту надо позволить развиваться своему гомосексуальному началу?
Да.
А ты как к людям относишься? К детям, к животным…
«Люблю» и «не люблю» - это штампы, поэтому не скажу ни того, ни другого. К детям у меня сложные чувства. Я считаю, что они только притворяются детьми и не считаю их таковыми.
Себя ты никогда не ощущал ребёнком?
Я инфантилен, но это другое. Вообще, всем взрослым людям на самом деле не больше 11-ти, 12-ти лет. Святые – это по-настоящему взрослые люди. Таких очень мало.
Легко общаешься с людьми?
Сложность в том, что по-настоящему мы общаемся посредством взаимодействия наших психических сущность – нечто, пребывающего и в мире, и вне его. Люди – это приёмники, нам необходимо настраиваться на волны друг друга. В этом смысле серьёзное, глубокое общение всегда даётся нелегко.
С людьми ты очень обходителен.
Вежливость – это форма контроля. Кстати, общаться посредством психических сущностей проще женщинам. Они чутче. В них есть змея – мудрость исключительно женского свойства. В жизни, когда я попадал в сложные ситуации, меня всегда спасало именно женское начало – змеиное, изворотливое. У меня есть сюжет о взаимоотношениях мужчины и змеи…
Не боишься говорить о том, что ещё не реализовано?
Я перестал бояться плагиата по отношению к своим мыслям, когда понял, как много у меня идей и как впереди мало времени для их воплощения.
Что надеешься экранизировать сейчас?
Сценарий называется «Ромео и Джульетта» - о любви нациста-скинхеда и еврейской девушки. Она из буржуазной семьи, а он из низов…
У тебя есть ощущение, что ты сегодняшний уже перерос снятые тобой фильмы?
Конечно. Иногда я пересматриваю их и могу сказать уже непредвзято, что за эстетику и за кадр поставил бы себе твёрдую «четвёрку», а за литературу - «тройку» с минусом.
Но в «Ладонях» и нет литературы.
Да, это скорее стриптиз. Такие фильмы должны сниматься в финале, а он у меня первый.
Какие режиссёры тебе близки?
Это всё больше авторское кино – то, что не идёт в широком прокате. Однако я могу назвать, известные, конкретные фильмы, которые считаю сильными. Например, «Падение» Гринуэя. «Нож в воде» Романа Поланского. У Поланского, кстати, ещё один сильный фильм – «Горькая луна», но он вторичен по отношению к роману, по которому был экранизирован. Год назад посмотрел «Страсти Христовы» Мела Гибсона – ещё раз убедился, что современное кино – это профанация. Единственное достоинство фильма в том, что герои говорят по-арамейски, а не по-английски.
Профанация в том, как это снято?
Режиссёр затрагивает глобальные мотивы, высочайшие идеи, но сам не способен подняться на этот уровень. Он работает с материалом посредством шаблонов. Эта слеза в финале и есть профанация.
А кто-то из отечественных режиссеров тебе близок? Параджанов?
С уважением отношусь к Параджанову, люблю его, но в большей степени мне нравится Иоселиани. Этот художник относится к плеяде грузинских режиссёров, снимавших великое кино. В грузинском нео-реализме середины 60-х – конца 70-х есть имена, которые сегодня никому ничего не скажут, да и я их уже позабыл. Это режиссёры, которые снимали по одному-два фильма. Те из них, кто снимал позже, не создали ничего стоящего, но был период в грузинском кино – десять лет, - который можно назвать солнечным прибоем. А из российских режиссёров мне никто не близок. Разве что отдельные фильмы: например, «Иваново детство» Тарковского, ранние фильмы Киры Муратовой…
Современное популярное кино не смотришь?
А зачем? Всё это – глянцевые картинки, коммерция. Чем интересен режиссёр, снимающий президента и его семью?
Нетрудно догадаться, как ты относишься к Никите Михалкову.
Интересный персонаж, словно созданный Достоевским или Гоголем. Симпатичный мерзавец. Это не уничижительный эпитет. «Мерза-а-авец», - так ласково говорят о котах. Вся суть данного персонажа в том, чтобы слямзить где-то сметанки.
Неужто ты бы отказался от «сметанки» - из чьих угодно рук?
Деньги не пахнут. Для меня важно одно: чтобы, дав денег, люди не диктовали мне, какое кино и как снимать. Дав деньги, меценат должен остаться на берегу, а режиссёр, учтя его пожелания, волен плыть, как и куда ему вздумается.
Такого почти никогда не бывает.
Поэтому я буду лучше просто ходить по улицам и смотреть на людей, чем делать то, что мне неинтересно.
